Embedded Files
А не замахнутся ли нам на импрессионистов!
Кто «родитель» этого направления:
Клод Моне, или Эдуард Мане?
Лет в 17 читала Джека Лондона «Мартин Иден».
Дословно не помню, но почему-то этот момент книги врезался в память.
Руфь Морз показала Мартину Идену картину. На Идена картина произвела большое впечатление:
он не мог понять, зачем художник так заморачивался — вблизи, это кляксы краски, но сто́ит отойти от картины, как перед глазами чу́дное произведение.
Но, не помню есть ли в романе название этой картины. Если вы знаете, напишите, пожалуйста, в комментариях.
В статье про влияние технического прогресса на художниковt) я говорила, что художники творили то, что хотел покупатель. Экспериментировать было неразумно — художники считались обыкновенными ремесленниками и делали то, что покупалось.
Но в XIX веке стали появляться художники, которые хотели уйти от «нафталиновой» живописи, и внести новизну и живость в картины.
Но балом правили консерваторы и всё новое не пропускали на выставки.
Парижский Салон — престижная международная выставка. И попасть туда большая удача для художника, ведь это признание и возможность найти заказчиков и покупателей.
В 1873 году, когда жюри из 5 тыс. работ для салона выбрала меньше половины, Наполеон III, восприимчивый к недовольству подданных, приказал создать выставку художников, чьи работы не приняли в Салон. Это выставка получила название «Выставка Отверженных» и открыла свои двери посетителям 15 апреля 1874 года на бульваре Капуцинок
Выставка получила разгромную рецензию, особо постарался журналист Луи Леруа.
В первой статье об импрессионистах почитайте, что писали о выставленных работах, посмотрите на это работы.
И в следующих статьях будем знакомиться с представителями этого течения живописи.
Луи Леруа.
Луи Леруа.
Да, нелегкий мне выдался денек! Вместе со своим другом Жозефом Венсаном, пейзажистом и учеником Бертена которого разные правительства удостоили множества наград, я рискнул посетить первую выставку, прошедшую на бульваре Капуцинов. Мой неосторожный друг составил мне компанию, не подозревая ни о чем дурном. Он думал, что мы просто пойдем посмотреть на обычную живопись — хорошую и плохую, чаще плохую, чем хорошую, но уж никак не покушающуюся на художественную нравственность, культ формы и уважение к мастерам.
— Что там форма! Что мастера! Все это больше никому не нужно, старина! Теперь все поменялось.
В первом же зале Жозефа Венсана ждал первый удар, и нанесла его ему «Танцовщица» Ренуара
«Танцовщица» Ренуара
— Какая жалость, что художник, явно имеющий чувство цвета, не научился хорошо рисовать! — сказал он мне. — Ноги его танцовщицы выглядят такими же безжизненными, как их газовые юбки!
— Пожалуй, вы к нему слишком жестоки, — не согласился я. — На мой взгляд, у этого художника очень даже четкий рисунок!
«Обработанному полю» Писсарро.
Ученик Бертена решил, что я иронизирую, и вместо ответа лишь пожал плечами. Я же с самым невинным видом подвел его к «Обработанному полю» Писсарро. При виде этого великолепного пейзажа он подумал, что у него запотели очки, и, тщательно протерев стекла, он снова водрузил их себе на нос.
— Во имя Мишаллона! (французский художник)— воскликнул он. — А это что еще такое?
— Вы и сами видите не хуже меня! Это белый иней на глубоко прочерченных бороздах земли.
— Это борозды? Это иней? Да это какие-то бесформенные скребки по грязному холсту! Где тут начало и конец, где верх и низ, где зад и перед?
— Гм… Возможно, возможно… Но зато здесь есть впечатление!
— Странное впечатление, доложу я вам. О, а это что?
«Весна в Буживале» . Сислея
«Вид Мелена» Реара
Но как я мог от него отстать? Между тем мы подошли к «Виду Мелена» Реара
Так, это вроде вода, а в ней что-то такое… Ну вот, например, тень на переднем плане смотрится миленько…
— Я так понимаю, вас немного удивляет игра цвета…
— Скажите лучше, цветовая каша! О Коро, Коро! ( выдающийся французский живописец, еще при жизни признанный критиками и зрителями «королём пейзажа»).
Какие преступления совершаются во имя твое! Ведь это ты ввел в моду эту вялую фактуру, этот поверхностный мазок, все эти пятна, которым любитель живописи сопротивлялся долгие тридцать лет и сдался наконец вопреки себе, побежденный твоим спокойным упорством! Капля, как известно, камень точит!
Анри Руар был коммерсантом и своё увлечение живописью считал несерьёзным. Из 11 работ на первой выставке импрессионистов только одна имела название, остальные работы он пронумеровал.
Та работа, которая так поразила критика не сохранилась, но «На террасе рядом с Сеной в Милане» тоже была представлена на этой выставке
«Вид на рыбачьи лодки, покидающие порт» Клода Моне
Бульвар Капуцинок. Клод Моне
Бульвар Капуцинок. Клод Моне
Бедный художник продолжал свои рассуждения, но выглядел довольно спокойным, так что я оказался совершенно не готов к страшному происшествию, которым завершилось наше посещение этой невероятной выставки. Он относительно легко перенес «Вид на рыбачьи лодки, покидающие порт» Клода Моне — возможно, потому, что мне удалось отвлечь его внимание от опасного созерцания этого полотна прежде, чем небольшие фигурки первого плана произвели свой смертоносный эффект. К несчастью, я проявил неосторожность и позволил ему слишком надолго задержаться перед «Бульваром Капуцинов» кисти того же автора.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся он мефистофельским смехом. — Вот это действительно удачная работа! Вот оно, впечатление, или я ничего не смыслю в живописи! Вот только может хоть кто-нибудь объяснить мне, что означают эти бесчисленные черные пятнышки внизу картины?
— Но это же пешеходы!
— Выходит дело, и я похож на такое же черное пятно, когда прогуливаюсь по бульвару Капуцинов? Гром и молния! Вы что же, надо мной издеваетесь?
— Уверяю вас, господин Венсан…
— Да вы знаете, в какой технике выполнены эти пятна? В той же самой, что используют маляры, когда подновляют облицовку фонтанов! Шлеп! Блям! Бум! Как легло, так и легло! Это неслыханно! Это ужасно! Меня сейчас удар хватит!
Нам не известно, какая из двух работ так впечатлила критика.
Я попытался его успокоить, показав ему «Канал Сен-Дени» Лепина «Холм Монмартра» г-на Оттена — обе эти работы представлялись мне довольно изящными по колориту.
«Капуста» Писсарро
Но рок оказался сильнее меня — по пути нам попалась «Капуста» Писсарро, и лицо моего друга из красного стало багровым.
— Это просто капуста, — обратился я к нему убедительно тихим голосом.
— Несчастная капуста! За что такая карикатура? Клянусь, я больше в жизни не стану есть капусты!
— Но позвольте, разве капуста виновата в том, что художник…
— Молчите! Иначе я сделаю что-нибудь ужасное…
Внезапно он издал громкий крик. Он увидел «Дом повешенного» Поля Сезанна. Густой слой краски, покрывающий это драгоценное полотно, довершил дело, начатое «Бульваром Капуцинов», и папаша Венсан не устоял. У него начался бред.
Поначалу его безумие выглядело вполне мирным. Он вдруг стал глядеть на мир глазами импрессионистов и говорить так, словно сам стал одним из них.
— Буден, бесспорно, талантлив, — заявил он, остановившись перед полотном означенного художника, изобразившего пляж. — Но почему его марины выглядят такими законченными?
— Так вы полагаете, что его живопись слишком тщательно проработана?
— Вне всякого сомнения. Иное дело мадемуазель Моризо! Эта юная дама не довольствуется простым воспроизведением кучи ненужных деталей. Если она пишет руку, то кладет ровно столько мазков, сколько на руке есть пальцев. Опля, и готово! Глупцы, которые придираются к тому, что рука у нее не похожа на руку, просто-напросто ничего не смыслят в искусстве импрессионизма. Великий Мане изгонит их из своей республики.
Какое полотно было на выставке, неизвестно. Буден написал несколько картин с одинаковым названием.
— Выходит, г-н Ренуар идет правильной дорогой — в его «Жнецах» нет ничего лишнего. Я бы даже рискнул сказать, что его фигуры…
— Слишком тщательно прописаны!
— О, господин Венсан! Но что вы скажете вот об этих трех цветовых пятнах, по идее изображающих человека на пшеничном поле?
— Скажу, что два из них лишние! Хватило бы и одного!
«Впечатление. Восход солнца». Моне.
Я бросил на ученика Бертена настороженный взгляд. Его лицо на глазах приобретало пурпурный оттенок. Катастрофа казалась неизбежной. Случилось так, что последний удар моему другу нанес г-н Моне.
— О, вот оно, вот оно! — возопил он, когда мы приблизились к картине под номером 98. — Узнаю ее, свою любимицу! Ну-ка, что это за полотно? Прочтите-ка этикетку.
— «Впечатление. Восход солнца».
— Впечатление, ну конечно. Я так и знал. Не зря же я под таким впечатлением! Не могло здесь не быть впечатления! Но какая свобода, какая легкость фактуры! Обойная бумага в стадии наброска, и та будет смотреться более проработанной, чем эта живопись!
«Прачка» г-на Дега,
Напрасно старался я вдохнуть жизнь в его угасающий разум. Все было напрасно. Он окончательно поддался чарам окружающего безобразия. «Прачка» г-на Дега, слишком грязная для прачки, вызвала у него бурю восторга
«Обед» Клод Моне
Сам Сислей казался ему вычурным и манерным. Не желая спорить с одержимым и опасаясь разгневать его, попытался найти в импрессионистской живописи хоть что-нибудь стоящее. Разглядывая «Завтрак» г-на Моне, я довольно легко узнал хлеб, виноград и стул, написанные вполне прилично, на что и указал своему другу, но… он проявил полную неуступчивость.
— Нет-нет! — воскликнул он. — Здесь Моне дает слабину! Он приносит ложную жертву богам Мессонье (французский художник) Слишком много работы, слишком много! Лучше взглянем на «Современную Олимпию»!
«Современная Олимпия» Поль Сезанн
— Увы мне! Ну что же, идемте… И что же вы скажете об этой согнутой пополам женщине, с которой негритянка срывает последний покров, дабы представить ее во всем уродстве взору восхищенного брюнета-недотепы? Помните «Олимпию» Мане? Так вот, по сравнению с работой г-на Сезанна это был шедевр рисунка, грамотности письма и законченности!
Все, чаша переполнилась. Классический мозг папаши Венсана, подвергнутый жестокому нападению со всех сторон, окончательно отключился. Он остановился напротив служащего, охранявшего все эти сокровища, и, приняв его за портрет, разразился критической тирадой.
— Так ли уж он плох? — говорил он, пожимая плечами. — Вот лицо, на нем два глаза… нос… рот… Нет, это не импрессионизм! Слишком уж тщательно выписаны детали! Теми красками, которые художник совершенно напрасно на него потратил, Моне написал бы двадцать парижских охранников!
— Может, вы все-таки пройдете? — обратился к нему портрет.
— Слышите? — воскликнул мой друг. — Он даже умеет говорить! Нет, это явно работа какого-то педанта! Вы только вообразите, сколько времени он с ним провозился!
И, охваченный непреодолимым желанием выразить обуревавшие его чувства, он принялся выплясывать перед ошеломленным охранником дикий танец охотника за скальпами, одновременно выкрикивая страшным голосом:
— Улю-лю-лю! Я — ходячее впечатление! Я — кинжал смертоносной палитры! Я — «Бульвар Капуцинов» Моне, я — «Дом повешенног» и «Современная Олимпия» Сезанна! Улю-лю-лю-лю!
Опубликовано в Le Charivari 25 апреля 1874 года
В статья жёстко «прошлись» по художникам. Но время всё расставило на свои места - журналиста и критика помнят только по этой статье. Других, более значимых достижений у них нет.
Page updated
Google Sites
Report abuse